читать дальшеЭта сцена очень трагична. После того, как связь с Галлифреем была разорвана и планета Повелителей Времени, теперь вместе с Мастером, вновь оказалась во временной ловушке, и Земле, таким образом, больше ничего не угрожало, Доктор пришел в себя на полу особняка, в котором происходила последняя битва, и с трудом поверил в то, что он до сих пор жив. Но надежда тут же сменилась отчаянием, когда он услышал роковой стук, предвещающий его смерть. «Он постучит четыре раза». Уилфред постучал четыре раза. Старый Уилфред, дедушка Донны, оказавшийся запертым в одной из стеклянных камер винвоччи, откуда производился контроль ядерного реактора. Мастер оставил включенным ядерный стержень, который оказался перегружен, и теперь любое вмешательство могло вызвать ядерный взрыв. Чтобы освободить Уилфреда, Доктору нужно войти в другую камеру, именно в ту, в которую через вентиляцию попадут все излишки радиации. 500 тысяч рад.
В этот момент Доктор не понимает, как такое могло случиться: он выжил, но ради чего? Чтобы тут же погибнуть?... И из-за кого? Из-за старого дуралея, которому понадобилось залезать в камеру винвоччи, спасая какого-то безвестного лаборанта? Он злится, он в ярости, он кричит: «Но я мог еще так много сделать! Так много!» И тут же осознает, что все, что он на самом деле может сделать - это спасти Уилфреда. Спасти не просто друга, а дедушку своего последнего компаньона, Донны Ноубл, которую он потерял и которая, как оказалась, была ему дороже всех.
Уилфред понимает, что Доктор сейчас сделает и он кричит ему: «Нет, нет, не делай этого, нет, прошу тебя!» Но Доктор отвечает ему: «Уилфред, это честь для меня». И заходит в камеру.
В тот же момент Уилфред выскакивает из своей и с ужасом наблюдает, как Доктор, корчась от невероятной боли, в конце концов затихает на полу. Уилфред уверен, что это конец. Но в этот момент Доктор медленно поднимает голову, садится и несколько секунд бессмысленно смотрит в пустоту. «Привет», с изумлением говорит Уилфред, и Доктор отвечает ошарашено, слабым голосом, но в своем стиле: «Приветик».
Да, он не погиб – не сразу, по крайней мере. Физиология Повелителя Времени такова, что он может поглотить 500 тысяч рад и после этого ходить и разговаривать, как ни в чем не бывало. Ровно до того момента, как начнется регенерация. И это время наступает очень быстро и неотвратимо, почти сразу же. В глазах Уилфреда медленно тает надежда, когда он понимает, что это не чудесное спасение, это – короткая отсрочка. Господи.
Я давно так не плакала. Я кричала вместе с Уилфредом: «Нет, не делай этого! Нет!» Это была самая трагичная сцена, которую я видела на экране. Не знаю, что случилось со мной, я как раз тогда была на больничном, может быть все так совпало: мое настроение, мое состояние, самопожертвование Доктора, его уход?… Или эпизод был создан пятью гениями: Дэвидом Теннатом, Расселом Т. Дэвисом, Эросом Лином, Бернардом Криббинсом и Мюрреем Голдом?
Насколько я понимаю, регенерация для галлифрейцев – это что-то вроде избирательной смерти, когда личность гибнет на физиологическом уровне и каждая клетка тела заменяется на новую, но вместе с этим сохраняется вся память и все знания Повелителя Времени, существующие, возможно, в несколько других измерениях. И Десятый Доктор, зная, что от него прежнего не останется ничего, только история, холодные факты, сухой остаток, не хочет терять все то, что делало его – им. Все эти ранящие оба сердца эмоции, поднимающие на вершины бытия чувства, все его встречи и расставания, обретения и потери, вся его любовь, вся его ненависть, вся его радость, вся его ярость – от этого ничего не останется в нем будущем, после того, как произойдет перерождение.
С другой стороны, если бы не было ухода из сериала главного сценариста Рассела Т. Дэвиса, неизвестно, как бы все сложилось. Возможно, смена Десятого доктора на Одиннадцатого произошла бы гораздо прозаичнее: Доктор бы просто с грустью взглянул на Уилфреда и вошел бы в камеру винвоччи. Без сожалений и внутренней борьбы, без криков и последующего смирения. Он сделал бы то, что всегда делал. И тихо регенерировал бы в Одиннадцатого, оставляя все, как есть, оставляя все, как было.
Ох, Доктор, Доктор…